Меню
| ХК Динамо Минск
ХК Динамо Минск
12 августа 2014

Алексей Калюжный: выпросил у доктора свое участие в чемпионате мира

Не заброшенный шведам буллит и выбитые зубы, путч и встречи с бандитами, балет «Спартак» и дух Руслана Салея – капитан минского «Динамо» дает Никите Мелкозерову первое интервью после чемпионата мира.

Тотти, зубы, НХЛ Как здоровье? – В принципе, работники той клиники, в которой мне делали операцию, обнадежили. Изначально говорилось, что тренировки на льду я начну только через три месяца. Но все оказалось лучше. Сроки восстановления подкорректировали. 12 августа начинаю самостоятельно кататься. Массажисты и тренеры по физподготовке хорошо поработали со мной. Восстановление идет быстрыми темпами. Это хороший результат. Хирург, который меня оперировал, доволен происходящим. Я, как мог, объяснил ему, что очень хочу начать чемпионат на льду. Он ответил: «Не могу дать тебе гарантии. Все-таки нужно сделать операцию один раз. И сделать ее качественно. А не спешить, чтобы ты потом толком не играл, а только мучился». Это накопленная травма? – Да. Это не результат какого-то столкновения в каком-то конкретном эпизоде. Можно было справиться со всем этим намного оперативнее. Но операция ставила под вопрос мое участие в чемпионате мира. А этот момент был определяющим. Я проходил обследование в феврале. Через два часа после его окончания мне предложили сделать операцию. Прямо на месте. Один из лучших хирургов Италии находился в клинике и сказал, что готов работать. Но обозначенные сроки восстановления не позволяли принять участие в чемпионате мира. Можно сказать, я выпросил у хирурга свое участие в турнире. Объяснил доктору: «Если могу сыграть на одной ноге, то очень хотел бы сделать это». Он согласился, прописав мне комплекс упражнений и некоторые препараты. Но, понятно, это наложило свой отпечаток. Если изначально доктор хотел кое-что подшить мне, то по приезду после чемпионата мира сказал: «Подшивать у тебя больше нечего. Надо просто чистить». У меня травмирован тазобедренный сустав. Там есть губа. Из-за продолжающихся нагрузок она повреждалась все больше и больше. В феврале ее еще можно было сшить. В конце мая – уже нет. С помощью введения некоторых лекарств и хирургического вмешательства мне все почистили. Рано говорить в духе «хорошо все, что хорошо заканчивается», но темпы восстановления внушают оптимизм. Человек, который затачивает весь сезон под домашний чемпионат мира, узнает, что может пропустить его. – К самой операции я был готов. А вот к заявленным срокам восстановления – нет. Думаю, работники клиники поняли по моему лицу, насколько я шокирован. Начал про себя подсчитывать дни. Все равно ничего не сходилось. Стал объяснять, что многие вещи в последний год делались для участия в чемпионате мира, что приму любой вариант – только бы сыграть за сборную в Минске. У меня даже произошло небольшое онемение. Варианта своего отсутствия на чемпионате мира я вообще не рассматривал. Тем более до февраля, до олимпийской паузы, все было более-менее нормально. Да, ощущался дискомфорт, его снимали уколами или массажем. Но не сказать, что я испытывал какую-то непреодолимую боль. Потому и выдал шоковую реакцию. Впал в ступор: «Как это? Три дня назад не сказать, что плохо себя чувствовал. А теперь слышишь: «Без операции не обойтись…» Знаешь, в такие моменты возникают надежды, что тебе поставили не совсем точный диагноз. Правда, мне сделали и МРТ и другие осмотры. А потом, специально для уточнения степени повреждения, даже ввели контрастное вещество, чтобы на снимке четче была видна область повреждения. Но опять же – мне повезло с доктором. Человек делал операции многим топовым итальянским футболистам. Работал, например, с Франческо Тотти. И доктор сказал мне, что в его практике были случаи, когда при правильном отношении к восстановлению организм хорошо воспринимал операции и сроки реабилитации сокращались. Но даже по самому минимуму я не успевал к началу чемпионата. В итоге выпросил у доктора свое участие. Объяснил ему, что второго такого чемпионата мира у меня уже точно не будет. Ты говоришь, что многие вещи были заточены под чемпионат мира. Среди них отложенное лечение. Что еще? – Наверное, надо вспомнить прошлогоднее лето, когда имелись предложения от других команд, но я выбрал «Динамо». Ясное дело, мне нравится жить в Минске. Тут моя Родина, мой дом. И это в некоторой степени повлияло на выбор команды. Но в то же время я понимал, что сезон минского «Динамо», как и многие вещи в стране, будет отчасти заточен под чемпионат мира. Да, у нас есть ребята, которые выступают в НХЛ и ведущих клубах КХЛ. Но чемпионат мира – это турнир, на котором именно глубина состава позволяет добиваться каких-то целей. Да, есть хоккеисты вроде Миши Грабовского и братьев Костициных. Они могут брать игру на себя и решать ключевые эпизоды. Но ребятам все равно нужна поддержка. В этом смысле очень важны третий и четвертый составы, которые будут помогать держать заданный уровень и давать паузу уставшим лидерам. Поэтому в моем понимании весь клубный сезон был построен для создания запаса сборной. Вот причина, по которой я остался в Минске. Всем понятно, что в сильных командах есть клубный приоритет. Да, все заявляют, как приятно, когда наши ребята играют за сборные своих стран. Но выступление в клубном чемпионате все равно остается первичным. В «Динамо» же момент сборной был четко учтен. Допустим, когда у меня случилась травма, мы находились в постоянном контакте с Эдуардом Занковцом и Гленом Хэнлоном. Решали, как мне лучше будет восстанавливаться в расчете на сборную, а не на клуб. Как ты в принципе относишься к травмам? – Знаешь, некоторые говорят: «Получил травму не вовремя». А как ее можно получить вовремя? В 36 лет я пережил свою первую операцию в карьере. Да, были мелкие вмешательства вроде починки челюсти. Но ни одно повреждение не требовало операции здесь и сейчас. А тут видишь как… Еще и за несколько месяцев до чемпионата мира. Не то, чтобы я привык к повреждениям или как-то легко стал к ним относиться… Просто все всегда говорят о профессиональном отношении к себе. Это могут быть советы или подсказки. Но пока ты сам не столкнешься с подобным, мало что сможешь понять. Сейчас у меня есть опыт – жизненный и хоккейный. Сейчас я понимаю, что многие вещи зависят от меня самого. Если ездить на своем организме, рано или поздно он ответит тебе неприятностью. А что за травма челюсти? – Произошел накопительный эффект. Несколько столкновений, челюсть смещается, меняется прикус, начинает разрушаться костная ткань. Прошлым летом эту самую костную ткань мне и подсаживали. Я бы не сказал, что это чисто хоккейное повреждение. Может, просто особенность моего организма. Хороший хирург сделал мне операцию. Все получилось хорошо. Тебе выбивали зубы? – Да. Это постоянно происходит :). Все никак не могу привыкнуть к новым зубам. В нашем детстве все играли без кап. Для меня она до сих пор не очень привычна. Последний раз я получил по зубам во время матча с казахами на чемпионате мира. Чуть-чуть. Два дня потерпел. А потом пришлось ехать в клинику. Врачи разбирались в корнях, что-то доставали, что-то меняли. Но это обычное для хоккея дело. Мало кто из моих друзей владеет полным комплектом родных зубов :). Иногда даже те, кто играет в капах, получают на тренировках. Знаешь, это дело случая. Сколько у тебя не своих зубов? – Шесть :). Если твоя карьера продолжается, то вкрутить себе импланты не получается. После какого-нибудь удара они просто могут травмировать челюсть. Сами импланты не сломаются, сделаны-то из титана. Но легко могут выйти с куском кости. Это опасно. Да и бессмысленно. Наводить красоту будем, когда все закончится :). Сейчас же у меня зубы на вставках. Их можно снимать и доставать. Дилетантский вопрос: что чувствует человек, когда припечатывает кого-то к борту? – Удовольствие от качественно и правильно проведенного силового приема. То есть ты выполнил задачу – не пропустил нападающего в зону или овладел шайбой. Это да, это приятно, это подтверждение твоего богатого арсенала, который позволяет выигрывать микродуэли. Само же столкновение – не очень приятно. Это чистый адреналин. У тебя нет времени для качественного анализа: а как лучше подкатиться, а как сделать прием. Нет. Ты весь на адреналине. Летишь в соперника и не всегда принимаешь правильное решение. Отсюда и травмы. Конечно, их причиной иногда становится откровенная жестокость. И исследования хоккея показывают, что неоправданные силовые приемы приводят к довольно большому числу повреждений. Тот же Сидни Кроссби постоянно страдает и пропускает матчи из-за сотрясений мозга. У тебя сотрясения были? – Наверное, в мире существует мало хоккеистов, у которых бы не было сотрясений той или иной степени тяжести. Пойми, само по себе сотрясение не столь опасно. Опасно – повторное. Из этого состояния надо выходить полностью здоровым. А если идет накопление, бороться с негативным эффектом становится очень сложно. В карьере у меня было три-четыре серьезных сотрясения мозга. Зачастую это не только продукт чей-то грубости. Ты можешь просто быть неготовым. В хоккее говорят: «Не опускай голову – и не получишь сотрясения». Даже если тебя идут грубо атаковать. Так что в большинстве случаев ты имеешь возможность увернуться. А когда ее нет, когда не видишь соперника и делаешь резкое движение, тогда и происходят самые жесткие столкновения. Самое страшное столкновение в твоей карьере? – Может, в тот момент я и получил сотрясение мозга, вот и не могу вспомнить теперь :). Ничего особо страшного со мной не происходило… Хотя помню одну ситуацию. 2003-й. Играли в Череповце против Ярославля. Шел бросок. Я выкатился и хотел заблокировать его. Защитник успел бросить. Шайба летела низко, но отрекошетила от моей клюшки в лицо. Сам понимаешь, расстояние – метр. Никакой реакции не хватит, чтобы увернуться. В итоге все себе разбил. Первая потеря своих родных зубов, кровь на льду, необходимость подшивать лицо. Неделю ел через трубочку. Но жена была рядом, так что я справился со всем этим. Мясокомбинат, физика, МакДональдс В детстве родители требовали от тебя прилежной учебы. – Мои родители окончили один и тот же институт. В Санкт-Петербурге. Там и познакомились. Они инженеры холодной промышленности по специальности. Маму с папой распределили в Минск. На мясокомбинат. Моя старшая сестра всегда хорошо училась. Плюс занималась плаванием. Но плавание было, скорее, бонусом, поощрением за хорошую учебу. Сестра изучала немецкий язык, ездила по обмену в Германию. После поступила в институт. Потом получила еще одно образование. Понимаешь, у нас в семье это даже не обсуждалось. Всем было понятно: надо получить высшее образование. Считалось, что следует читать книги. У нас в доме имелась богатая библиотека. То есть таким было устройство семьи. Родители задали определенные правила поведения. Я, как и сестра, жил по ним. Просто в какой-то момент стал вопрос о переезде в Москву. После все поняли, что учеба отодвигается на второй план. Как ты учился в школе? – Сначала мы жили на Западе. Учился в сто сорок какой-то школе. После, на четвертом году обучения, был организован спецкласс для хоккеистов. Мы перешли в 91-ю школу. Мне давались точные науки. Геометрия и математика нравились и не стоили особых усилий. Хуже было с русским языком. Хотя литературу я любил. Читать и учить наизусть не представлялось сложным. Мне нравились химия с физикой. Но надо понимать, что это предметы, которые требует системного изучения. А я в тот период много времени проводил в разъездах. Помню, дважды ездил на турниры со сборной СНГ. Родители настаивали на том, чтобы я наверстывал. Честно, пытался. Но было трудно. Школьный аттестат я получал в Москве. Без троек. Наверное, благодаря родителям. Они воспитали во мне один простой принцип. Я никогда не мог просто стоять и ничего не делать, если меня вызывали к доске. Было стыдно за подобное поведение. Может, это правильно. Может, нет. Поэтому я всегда учил хоть что-то. Для меня было дико не знать вообще ничего даже в условиях поблажек, которые делались спортсменам. Я не мог сесть и начать хлопать глазами перед преподавателем и сказать: «Играю в хоккей, поставьте мне оценку». Хотя сейчас, думаю, уже смог бы :). Вообще же, внутренняя самодисциплина – это хорошее наследие СССР. Мне в данном смысле повезло. Я искренне благодарен родителям. Ты поступал после школы? – Да, в РГАФК. Российскую государственную академию физкультуры. Мы считались молодыми перспективными хоккеистами. Да, нам делали некоторые послабления. Но поступали с экзаменами. Приходилось учиться. Сложность состояла в спортивном календаре, который наслаивался на расписание пар. Мы были вынуждены тратить часть своего отпуска на ликвидацию задолженностей. И надо понимать, нынешний отпуск и отпуск в начале 90-х – это вообще разные истории. Сейчас человек может отыграть последний матч сезона и уже спустя неделю оказаться на отдыхе. А в те времена (вне зависимости от итогов чемпионата) нас отпускали с базы в Новогорске 25 мая и ждали обратно 25 июня. Стабильно. Это никогда не обсуждалось. Тебя 18 лет. Есть какие-то возможности. Охота вырваться после года, проведенного на базе. Хочется наверстать за месяц все, что не успел. И тут тебе говорят: «Ребята, у вас есть неделя. За это время мы вас подготовим. А после вы станете сдавать экзамены» :). Злости было много. Помню, как приезжал в Минск. После прыгал в машину и целую ночь возвращался в Москву сдавать экзамены. Но в голове сидела мысль, что все в семье получили высшее образование, значит, и я должен. Все сложилось. Написал диплом. Защитился. Кстати, несколько лет назад защитил еще одну дипломную работу. «Предсезонная подготовка профессионального хоккеиста» называется. В высшей школе тренеров. Знаешь, было интересно. Учиться в сознательном возрасте, когда у тебя уже есть какой-то опыт в сфере, – очень здорово. Да, ты знаешь особенности своего организма. Знаешь, как оптимально подготовить себя. Но тут ты сталкиваешься с системой подготовки целой команды. А это совершенно новый уровень. Много нового. Конечно, всякие трубчатые кости – это сложно. Это не жизненный опыт. И не дай Бог, чтобы трубчатые кости стали его составляющей. Но в целом очень полезно. Смысл в получении знания, которое будет полезно в массовом применении. Раньше я думал, будто мое образование в ВШТ станет формулированием накопленного опыта. Допустим, я знаю, что не обладаю габаритами, которые позволят мне лететь на защитников, продавливать их и забрасывать подобным образом. Нет, я меньше 90 процентов представителей обороны. Но это знание об одном человеке. Работая с командой, нужно учитывать особенности каждого. Очень интересно. Есть желание получить неспортивное образование? – Наверное, просто нет такой нужды. Может, у меня и есть желание получить неспортивное образование. Но не диплом, а знания. То есть если я заработал деньги и хочу найти им полезное применение, мне нужны эти самые знание. От их наличия зависит успех моего вклада. Потому на данный момент я не могу рисковать своими деньгами. Строительство, недвижимость – надо разбираться в сфере. В моем понимании нужно распоряжаться деньгами со знанием дела. И ладно, если бы мы вели речь только о моих финансах. Но у меня жена, дети. Я не могу ими рисковать. Поэтому пока и не влезаю ни в какие проекты. Нужны знание, контроль и понимание ситуации. А советы людей со стороны… Я знаю много примеров, когда ребята имели дела с какими-то партнерами и потом прогорали. Как ты сейчас распоряжаешься своими деньгами? – Есть банк. Я постоянный клиент. Работники банка предлагают мне разнообразные вложения. Я смотрю, читаю, изучаю. После принимаю решение. Большинство денег лежит на депозитах, конечно. Знаешь, передо мной никогда не стояло выбора: машину себе или квартиру семье. Приоритет отдавался родным. На первые серьезные деньги я купил себе жилье в Москве. После улучшил его. В общем, складывался в вещи, которые до сих пор остаются ликвидными. Помнишь свою первую зарплату? – Ну… Если не считать премиальные за детские клубные турниры или соревнования сборных, то, в принципе, помню. Первую зарплату я получил, когда перешел из молодежной команды «Динамо» в «Динамо-2». В те времена происходило обесценивание денег. Экономика не была стабильной. Помню, что мы переводили зарплату на количество посещений МакДональдса :). Первая получка равнялась порядка пяти-шести МакДональдсам. И это был абсолютный восторг. Ты сам можешь принимать решение, это твое. Новогорск находится дольно далеко от Москвы. Потому иногда нас подбрасывали старшие ребята, у которых были машины. Порой мы втроем-вчетвером скидывались на такси. Потом уже, когда стал зарабатывать более серьезные деньги, начал помогать матери и отцу. Они не показывали своей реакции. Но это в первую очередь было важно для меня. Очень хотелось отблагодарить маму с папой за мое воспитание. И мне приятно, что это удалось. Канада, ствол, дефолт Чем тебе запомнился развал СССР? – Интересная история. Я жил в Минске. Играл за «Юность». Позвали в сборную. Ту команду нельзя было назвать сборной СССР. Но ее составляли ребята из Казахстана, Украины, других стран. Мы собрались в феврале-месяце. 60 человек. Тренеры отобрали 30. Дали паузу. Очередной сбор – десять дней перед поездкой в Канаду. Я на тот момент дальше Чехии никогда не выезжал. Конечно, Канада казалась космосом. Тем более для хоккеиста. Просто Мекка. Тогда же мне сказали: «Если хочешь в Канаду, тебе надо играть в Москве». Честно, тогда за Канаду я бы уехал не то что в Москву, а в Хабаровск. Лишь бы увидеть эту страну. Я ответил согласием. Даже не задумываясь. Тренеры сказали: «Ты, конечно, молодец, что не испытываешь никаких сомнений, но вот тебе телефон. Поговори с родителями. В этом вопросе важно не только твое желание». И все. Мы полетели в Канаду. В Британской Колумбии проводится ежегодный детский турнир. Очень серьезный. Нам выдали майки, в которых за год до того играли ребята из сборной СССР. На них были полоски, которые прерывала надпись «СССР». А у нас было так. Шли полоски – ничего – снова полоски :). Знаешь, было чуть странно. Плюс непонятная аббревиатура на табло. CIS или типа того. Вот в самый распад я и перебрался в Москву. Благо родители поверили в меня. Я бы сейчас, наверное, вряд ли смог принять столь жесткое решение по отношению к своим детям. Надо отдать должное маме с папой. Они смотрели и думали наперед. Помню, что родители старались максимально часто приезжать на мои игры в Москву. Мы проводили матч в «Петровском парке», рядом с футбольной ареной. Трибуны не было. Ее заменял балкончик, который открывал обзор на лед. Родители находились там. Проходил матч то ли первенства Москвы, то ли какого-то другого турнира. Папа с мамой смотрели его. А в перерыве выходили на улицу. В это время как раз бомбили Белый дом. По всему городу стояли танки… Это сейчас я смотрю телевизор с кадрами Москвы, переполненной танками, и прихожу в ужас. А тогда… Видно, как танки бомбят Белый дом. А в нескольких километрах мы играем в хоккей. Знаешь, не было ощущения, будто вокруг происходит что-то очень важное. Что-то важнее хоккея. Что его нужно бросить и обратить внимание на происходящее вне льда. Наверное, все это из-за череды событий. Развал Союза, сплошные перемены, вооруженные люди, путч. У людей выработались защитные реакции. Мы до сих пор, бывает, вспоминаем с отцом: «Ну, как же так: с одной стороны дети в хоккей играют. С другой – взрослые совершают очень важные политические поступки». Но опять же нужно сказать, что мы жили в Новогорске. У нас там лес, деревня, полная тишина :). Если бы даже состоялся захват Москвы, думаю, мы бы узнали об этом только через несколько суток :). На базе в Новогорске практиковалась довольно жесткая дисциплина. Не было особой демократии. Представляешь, мне разрешили снимать квартиру в Москве только 1999 году. То есть в 22. У меня молодость в соку. Ветер в голове. Но нет – база, в 23:00 отбой. Да иногда мы находили пути побега. Добрые дежурные оставляли для нас открытым черный ход. Помню, что у меня уже появилась машина, но не было своего угла. Запрещали :). Потом мы чуть-чуть взбунтовались, мол, взрослые уже люди, отпустите. После нам разрешили снимать квартиры. Москва в тот момент очень динамично менялась. Открывались новые клубы. Увеличивалась зарплата. Было хорошо. До дефолта 1998 года :). Нас как раз закрыли на базе перед какой-то игрой. И за это время произошел дефолт. Наша зарплата из 1300 долларов превратилась в 300. Вот так бывает. Отсиделся в лесу, выходишь, а зарплата уже на штуку меньше :). В команде работал парень, который по утрам будил хоккеистов и рассказывал им распорядок дня: «В 8:00 подъем. В 10:00 собрание. После тренировка». Мы – молодые – слушали внимательно. Ребята постарше реагировали на его появление так. «В 8:00 подъем. В 10:00 собрание. После тренировка». – «Да ладно, заканчивай! Ты лучше теперь заходи к нам по утрам и говори, какой сегодня курс! Ничего нас больше не интересует. А то подъем, обед» :). Путч, дефолт, неспокойное время… Бандитизм. Мы – спортсмены – столкнулись с этим в меньшей степени. Молодые, зарабатывали немного. Хватало людей, которыми бандиты могли заинтересоваться больше нас :). Они просто вымогали деньги. Новогорск. Химки тогда еще не были так развиты. Там останавливались электрички. А любой остановочный пункт по тем временам – это ларьки-ларьки-ларьки. В Химках жили довольно крепкие ребята. Они приезжали к нашей базе, требовали каких-то денег, еще чего-то. Люди с оружием. Я видел торчащие из-под расстегнутых кожаных курток приклады. Очень неприятные моменты. Понятно, сейчас это воспринимается как глупость. Будто какие-то кадры из фильма «Бумер». Но это эпоха. И тогда мне было не по себе. Может, это я такой впечатлительный. Не знаю… Но среди бывших хоккеистов имелись люди, которые обладали авторитетом в этих кругах. Они объяснили, что спортсмены зарабатывают честным трудом, на тренировках умирают и, как тогда говорили, не «коммерческие». Не держат ларьков и не возят клетчатые сумки куда-то. Все успокоилось. Колизей, Бейонсе, КХЛ-ТВ Какой ты отец? – Мы с женой распределили роли. Она – злой полицейский. Я – добрый. Если начинаю общаться с детьми чуть жестче, супруга говорит: «Нет, не надо. Они воспринимают тебя своим защитником. Им и оставайся. Если детям надо прочистить мозги, есть я. Пусть знают, что к одному из нас можно прийти за утешением». Плюс нужно учитывать специфику моей работы. Я часто отсутствую. И не представляю, как это: не быть дома десять дней, вернуться и после начать пихать им за, допустим, неубранную комнату? Даже если у меня появится такое желание, сделать это по-настоящему не получится. Всегда хочется обнять их, поиграться. Правда, я понимаю, что воспитание все равно нужно. Поэтому у нас есть мама, которая практикует жесткие методы :). А я для развлечения, папа-праздник, приходящий торт. При этом я никогда не был отцом из телевизора. Семья всегда жила в городе, в котором базировалась моя команда. Знаешь, у сына есть две вещи, которыми он коротает время в отсутствие папы. Либо дайте ему погонять по квартире шайбу. Либо включите КХЛ-ТВ. Он смотрит то, что я никогда бы не стал. Я вообще не очень люблю смотреть хоккей по телевизору. А он садится перед ящиком и утыкается в экран, пока кто-то не выключает. Как будто мультики смотрит. И чем больше он проводит времени таким образом, тем больше потом хочет поиграть в хоккей :). Сейчас семья переехали из московской квартиры в минский частный дом. Жена вздохнула с облегчением. Понятное дело, квартира со всеми игрищами сына стала похожа на Колизей. Такая раздолбанная :). А в Минске жена берет детей за шиворот и отправляет во двор дома. Там они могут развлекаться, как хотят. Суровые дядьки вроде тебя всегда очень милы и уступчивы со своими дочерями и позволяют им вить из себя веревки. Подтвердишь? – Не знаю, как у других, но это абсолютно мой случай. Не могу перебороть себя и быть строгим с дочкой. С сыном могу. Да, он младше дочери на три года. Но я хочу, чтобы в нем образовывался мужской стержень. Мне иногда делают замечания: «Ну, что ты с ним так?!» – «Да-да. Может, я чуть перегибаю». Но с дочкой это просто невозможно. Плюс она у меня принцесса-принцесса. Поет. Играет на скрипке. Девять лет. Растет, развивается. У меня с ней связаны только нежно-прекрасные эмоции. И знаешь, мы все время говорим дочери: «Если тебе что-то не нравится, если ты не хочешь, не надо делать это ради нас». Скрипка – непростое дело, которое сопровождается довольно жестким обучением. И я вижу, что дочери приходится много работать. Чуть ли не до слез. Но в трудные моменты она смотрит на свои ориентиры и загорается еще больше. Когда-то мы побывали с дочерью на концерте Ванессы Мэй. После этого все разговоры о возможности завершить учебу скрипке отпали. Позже она стала заниматься вокалом. Преподаватели объяснили: «Чтобы хорошо петь, ты должна знать музыку, должны уметь играть». Мы говорили дочке: «Тебе тяжело. И вокал, и скрипка, и музыкальная школа, там учат игре на фортепиано. Давай, может, скрипку оставим?» – «Нет, я хочу петь! А чтобы хорошо петь, надо знать скрипку!» Через терпение и труд она добилась прогресса. Сейчас у дочери стало что-то получаться. Теперь это не просто какие-то нерасчлененные звуки, от которых хотелось убежать из дому :). Было не очень приятно слушать то, что в моем понимании слушать невозможно :). У нас с женой нет музыкального образования. Часто, выполняя домашнее задание, дочь приходила к нам, усаживала на диван и начинала играть. Мы нервно переглядывались с супругой в духе: «Ты поняла? Она сделала домашнее задание или не сделала? :)» Теперь же в ее игре ощущается музыка. Можно и посидеть. А раньше, если бы это не была моя дочь, я бы сказал ей: «Положи инструмент на место, это не твое» :). В общем, ты понял, дом Калюжных – это два родителя, сидящих на диване, вокруг которых бегает и крушит дом клюшкой шестилетний мальчик. Напротив стоит девочка и исполняет на скрипке классическую музыку. Фоном идет КХЛ-ТВ :). Потом этот хаос начинает передвигаться по дому кубарем. Когда я приезжаю домой, жена хочет провести какое-то время со мной. Мы укладываем детей, после чего садимся вечером на диван и выдыхаем. Слушаем тишину. Через полчаса меня после поездки начинает клонить в сон: «Я уже не могу. Я пойду спать». – «Нет-нет-нет, поговори со мной! У меня закипает мозг от постоянного общения на языке детей! Я хочу нормального человеческого разговора с равноинтеллектуальными людьми». Это весело :). Это заряжает меня энергией. Особенно после игр или тренировок. Все-таки хоккей – это мужской коллектив. Довольно жесткая атмосфера. Никаких сюсюканий. А дома можно расслабиться. Ты говорил о концертах. Что тебе нравится в данном отношении? – Когда находимся в Москве, посещаем концерты всех мировых звезд, которые приезжают. Из увиденных шоу на первое место я бы поставил постановку «Спартака» в Большом. История такая. Я делал подарок жене на день рождения. Была договоренность, что мы сходим в Большой и после этого поужинаем. Я позвонил консьержу, чтобы заказать билеты. Он говорит: «Да, все отлично. Есть шестой, восьмой, десятый и 12-й ряды». – «Для меня это впервые. Может, вы подскажете? Я не особо понимаю, в каком отдалении от сцены лучше находиться». Он говорит: «Молодой человек, берите 12-й ряд». – «Почему именно 12-й?» – «Значит, так: постановка «Спартак». Там три действия… Так хоть ноги вытянете. Перед 12-м рядом как раз проход». – «Спасибо, за заботу» :). Знаешь, я шел в театр настроенным на праздник. Все красиво. Вечерние платья. Костюм. Думал, будет очень серьезно и довольно тяжело. Вообще не ожидал, что мне так легко зайдет постановка. Если бы артисты отыграли еще овертайм, я бы остался и досмотрел. С удовольствием. Я был поражен. Они скачут по сцене, разворачиваются красивейшие декорации, все воспринимается очень-очень-очень легко. И после, перед антрактом, наступает пауза. Артисты выходят к краю сцены, и ты замечаешь: люди не могут отдышаться. Они набирают легкими воздух, прямо видно, как ходят грудные клетки. Как с них течет пот. Тогда и приходит осознанием, что не фига это не легкость. Оказывается, нужно провести большую и качественную работу, чтобы все это хорошо воспринималось зрителем. Я очень впечатлился. Из поп-артистов мне очень понравился Энрике Иглесиас. Не то, чтобы я большой поклонник его музыки. Но человек повел себя в «Олимпийском» очень достойно. После окончания концерта в зал тут же выскочили уборщицы и чуть ли не швабрами стали разгонять публику. Уже включили свет. И тут на сцене показался Иглесиас. Он вышел к зрителям. Свесил ноги со сцены и начал играть на гитаре. Люди в этот момент ломанулись обратно. Полицейские пытались их сдержать. В итоге вышла Анна Курникова, сама раздвинула оградительные турникеты и пригласила всех к сцене. Получилась такая домашняя вечеринка. Было очень весело, тепло и приятно. Время от времени я посматривал на уборщиц и полицейских. Было заметно их недовольство :). Иглесиас отработал очень здорово. Понравилась Бейонсе. Очень профессиональною. Очень сильно. Действительно завораживающее шоу. Сильно разочаровала Бритни Спирс. Наверное, московский концерт певицы совпал с самым сложным периодом ее жизни. Бритни была совсем не в форме. Старалась двигаться по минимуму и все норовила присесть :). Если бы не цирк Apple, который тогда сопровождал певицу, смотреть было бы вовсе не на что. Говоря о собственном воспитании, ты упоминал о книгах. – Сейчас я читаю «Шантарам» Грегори Роберста. История человека, который в сознательном возрасте вынужден оборвать все связи с миром, конечно, впечатляет. Плюс действие происходит в Индии. А для меня это очень загадочная страна. Что бы ты посоветовал прочесть своим детям? – Сыну – биографию Андреа Агасси. Не скажу, будто впечатлен ее литературной частью. Но откровения, за которые Агасси много критиковали, заслуживают уважения. Он нашел в себе смелость. Для автобиографии спортсмена книга написана очень сильно. Понятно, может, Агасси задел кого-то своими откровениями, но это интересно читать. Дочери посоветовал бы что-нибудь из Дюма. Только не «Мушкетеров». Это больше для мальчиков. Салей, шум, адреналин Первое, что приходит тебе в голову, когда слышишь фразу «чемпионат мира по хоккею в Минске»? – Многие эмоции пришли ко мне постфактум. Во время чемпионата ты довольно ограничен в общении и, признаться, не ищешь его. А уже потом, после «мира», мне встретилось очень много людей, которые сказали, что было здорово. Болельщики прилетали из Москвы в Минск пятничным вечером. Гуляли и отдыхали здесь. Ходили на матчи. А потом летели обратно. И такую процедуры они проделывали пару раз. Потому что получали удовольствие. Во время чемпионата мы сидели на базе в Robinson Club. Не жили в городе. После матчей ехали отдыхать. И вот когда мы провели заключительную игру на турнире, я отправился в отель, в котором базировалась сборная России. Съездил к другу пообщаться. Часов в десять вечера выбрался. Это произошло перед финалом. Я ехал по проспекту мимо Дворца Спорта и обалдевал от увиденного. Какие гуляния! Какие эмоции! Даже видео снял. Скинул потом друзьям, чтобы похвастаться праздничным Минском. Знаешь, после всех этих разговоров в духе «забрать у них чемпионат», «не забрать», «это никому не надо», «позор», «людей будут загонять на трибуны» услышать от друзей похвалу было особенно приятно. Не знаю, может, у меня круг общения такой. Но, кажется, все действительно получилось здорово и весело. Знакомые говорили, что все объединились в какой-то общий праздник, и он состоялся. В городе было приятно находиться. Путешествие – моя страсть. Я много где был. И прекрасно знаю, что Минск – очень комфортен для жизни. Да, есть свои плюсы и минусы. Но, что касается комфорта, все отлично. Город не перенасыщен. И в случае массовых событий, их есть, где развернуть. Потому что, выступая на ЧМ в Финляндии и Швеции, я запомнил, как все было растянуто в пространстве. Не хватало средоточия болельщиков из разных стран. Они пересекались минимально. В Минске же получилась большая концентрация разных наций. После некоторых игр нас отпускали домой. Я живу в «Дроздах» и помню, как всем жителям района становилось ясно, что закончился вечерний матч. Начинался слышный шум и веселье. То есть даже дома я ощущал, что в городе есть жизнь. Когда-то ты говорил, что сборной нужен русскоязычный тренер. После вы прекрасно сошлись с канадцем Гленом Хэнлоном. В чем его особенность? – В течение жизни некоторые взгляды меняются. Но я и сейчас считаю, что в идеале сборной должен руководить тренер, который может говорить на языке игроков. Правда, в условиях нашего выбора Хэнлон в момент подготовки к «миру» и его проведения был самым оптимальным вариантом. Он тот человек, при котором команда добилась последних хороших результатов. Тот человек, у которого нет негатива во взаимоотношениях с кем-то. Тот человек, который способен объединить всех. Тот человек, который вызывает доверия практически у каждого игрока. Знаешь, мне повезло. Повезло потому, что работал с хорошими учителями. Вот Билялетдинов, с которым мы трудились четыре года. После поработали с Белоусовым. Это топ-тренеры. Приступая к работе с другими специалистами, ты невольно сравниваешь их со своими учителями. Это часть жизненного опыта. Так вот Хэнлон работает с тем же подходом, что и Билялетдинов с Белоусовым. Хэнлон мог сказать тебе: «Надо бежать отсюда и досюда». Окей. Это нормально. Но если ты мыслящий человек, а, может, еще и сомневающийся, у тебя возникнет совершенно нормальный вопрос: «А почему отсюда и досюда?» Лично для меня тяжелее всего выполнять задания, сути которых я не понимаю. Да, есть тренер, есть его указание, есть субординация, есть мой игровой долг. Я должен все выполнить. Но когда я понимаю суть задания, его выполнения становится в разы полезнее. Сознательная работа приносит больше выгоды. К названным тренерам я всегда мог подойти и задавать вопрос: «Почему?» И они начинали мне объяснять. Они открыты. В них есть внутренняя заинтересованность в твоем осознании выполняемой работы. Никто из них никогда не говорил мне: «Я тренер! Закрой свой рот и делай!» В принципе, это механизм работы в команде, за счет которого все двигается и шевелится. Тренер говорит – я делаю. А Хэнлон, Билялетдинов и Белоусов всегда все объясняли. С таким подходом ты начинаешь думать и тренировать мозг. Хоккей – динамичная игра, в которой нельзя предугадать всех ходов. И когда игрок вникает в суть, то начинает принимать правильные решения в нестандартных ситуациях, помогая тем самым тренеру. А есть спецы, которые действуют по принципу: «Я не должен ничего объяснять. Вас тут 25 человек. Если я стану каждому разжевывать, мы потратим кучу времени». На мой взгляд, это плохо работает. Есть еще момент, который я для себя пока толком не могу объяснить. Главный говорит игроку: «Вот станешь тренером, тогда и поймешь». Чувствуешь разницу между подходами? Станешь тренером, потом поймешь. А я не понимаю. Не понимаю, почему мы делаем общее дело, а осознать его я должен только спустя годы? Может, мне полезнее дойти до этого сейчас? И тогда моя работа будет осуществляться качественнее. Ваши с Хэнлоном отношения кажутся примером гармонии. Когда канадца спросили о его реакции на историю про Олега Знарка, который написал на флипчарте в раздевалке «Калюжный не боец», он взорвался и принялся заступаться за тебя. Откуда это? – Знаешь, это просто честная позиция. У нас не заладилось с первого раза. Имелись свои течения и конфликты. Когда Хэнлон возглавил сборную, меня из нее, что называется, выкинули. Но потом Глен первым позвонил, объяснил, что это не его решение, и проговорил многие вещи. Ну, согласись, как человек, который ни разу не общался с игроком, может принимать по нему решение? Понятно, когда мы стали работать, у меня сохранялся осадок от той истории. Но Хэнлон обладает удивительным качеством. Он каждый день демонстрировал свою веру в ребят. Глен нарабатывал это системно. Сегодня поговорил, завтра поддержал, послезавтра укрепил. Если у тебя не получилось, он все равно выражает свое доверие. И даже когда весь мир будет против, Хэнлон покажет, что остается на твоей стороне. Это классно. Это мотивирует. В Беларуси есть народная любовь к закапыванию. «Этот плохой», «этот никакой». И тут у тебя появляется человек, который говорит: «Да, парень мог сыграть лучше. Но я по-прежнему в нем нуждаюсь. Он полезен. Он нужен команде». Хоккеисты это очень хорошо чувствуют. Если бы Хэнлон еще и говорил по-русски, его эффективность оказалась бы более высокой. Хотя иногда, когда ты видишь поступки, язык становится неважен. Раз уж заговорили, как ты отнесся к своей характеристики от Олега Знарка? – Да нет… Я же знаю чуть-чуть другую кухню. Понимаю, как все происходило. То был вопрос конкретного момента. Знарку требовалось мотивировать свою команду. Раз она победила, значит, тренер все сделал правильно. После мы не раз встречались, ужинали вместе. Ничего личного. Это бизнес. Может, он просто использовал прием, суть которого состоит в мотивировании своих игроков за счет принижения других. Говоря о минском чемпионате мира, стоит затронуть тему твоего буллита в матче со шведами. – Знаешь, это тяжело объяснить людям, которые не играли и никогда не находились в такой ситуации… Я чуть раньше рассказывал, как ездил в гости к сборной России. Стояли на улице с моим другом Антоном Беловым, разговаривали. С прогулки возвращался Данис Зарипов. После подошел Женя Малкин, говорит: «Конечно, сложный момент. Особенно, когда переиграешь смену. Конец периода. Ты уставший. Очень тяжело выбрать правильное решение. Особенно если настраиваешься на какое-то действие и в процессе видишь, что оно не проходит. Моментально принять другое решение очень сложно». Вот это мы и обсуждали с ребятами из России. Хоккеисты в основном говорят о технической стороне моментов. Такого, чтобы кто-то друг друга жалел, не происходит. Не то, чтобы я жалею… Понятно, этот буллит не гарантировал нам победу. Мы могли не пропустить. Могли еще забить. Это теория. Мне жаль только того, что команда не сыграла оставшиеся семь минут матча при другом счете. Они могли бы стать самым интересным игровым отрезком в исполнении нашей сборной на турнире. Я не пытаюсь снять с себя ответственность. Но при этом сплю нормально. Буллит в матче со шведами мне не снится. Просто жалею о тех семи минутах с профессиональной точки зрения. Потенциально лучших минутах в истории сборной… Почему ты не вышел в микст-зону после матча? – Понимаешь, все на автомате произошло. Буллит, конец периода, пелена. Я ушел со льда и увидел открытым проход в раздевалку, который не пересекался с микст-зоной. Когда оказался внутри, задней мыслью стал понимать, что что-то не так. Я пошел непривычным путем. Хотя… Думаю, если бы двинул через турникеты, то вряд ли бы остановился возле кого-то. Я был полностью в себе. Наверное, у меня просто сработал инстинкт самосохранения. Я понимал, что сегодня вряд ли что-то скажу. Что если выйду общаться, то вряд ли произнесу что-то по теме. Что, скорее всего, случится какой-то эмоциональный всплеск. Самый эмоциональный момент чемпионата мира – твои слова о Руслане Салея: «У нас есть один капитан на все времена. Я – исполняющий обязанности». – Понимаешь, я даже не задумывался об этом до услышанного вопроса. Если ты и готов к каким-то конкретным вопросам, то к тем, которые носят технический характер. Типа «Как смотрелся соперник?» А тут вопрос о капитанстве. Никакого глубокого анализа. Тем более я только-только со льда. Адреналин. Мы там рубились целый час. Я не способен отвечать абсолютно трезво. Тот ответ стал продуктом внутренних ощущений. Я потом вспоминал и понял, что мне очень легко дались слова о Руслане. Все было спокойно. В правильном месте и вовремя. Очень гармонично. Каждый раз, когда ты приезжаешь в сборную и надеваешь капитанский свитер… Личность Руслана настолько сильная, что ощущается в команде до сих пор. Все ребята, которые играли в период его лидерства в коллективе, чувствуют, каким должен быть настоящий капитан. В подобные моменты дух Салея присутствует в раздевалке. Для тебя это тяжелая тема. – Да… Я стараюсь не очень об этом распространяться… Тебе 37 лет. Будешь играть до 40? – Знаешь… В 2000-м году я попал к Белоусову в Магнитогорск. Он очень хорошо ко мне отнесся, тепло принял, много помогал, подсказывал. И вот во время предсезонки сказал: «Тебе еще 15 лет играть!» Я подсчитал, говорю: «Валерий Константинович, вы сильно мне прибавляете. Наверное, когда подписывали, не посмотрели мой возраст :)». А он: «Да нет, ты чего? Я все вижу». Белоусов – человек, которому я доверял полностью. Бывало, на смене он склонялся ко мне и говорил: «В следующем эпизоде не уезжай с той точки, останься». Буквально через одну смену я оказывался в указанном месте и забрасывал чуть ли не в пустые ворота… В подобные моменты ты думаешь: «Мистика! Как он может так чувствовать ситуацию и людей?!» Понятно, что после подобных случаев из тебя уходят все сомнения и между вами с тренером устанавливается максимально возможное доверие. Тебе до сих пор в кайф играть? – Да. Я по-прежнему испытываю огромное удовольствие. Наверное, потому, что стал больше ценить процесс. Ты проводишь свои лучшие сезоны в 30, 31, и на эмоциях думаешь: «Да я лучший! Это будет продолжаться сколько угодно». А потом сталкиваешься с возрастными трудностями. То травма, то еще что. Вот и пытаешься каждый день ничего не упустить. Приходишь в раздевалку. Мужской коллектив. Все люди с характером. Каменные просто. И думаешь: «Где ты найдешь такое после хоккея, где будешь черпать все это?» Поэтому пока кайфую. Пока хочу еще. Не хочу мучиться. Если почувствую, что приходится работать через себя, начну прикидывать варианты. А сейчас не хочу даже задумываться. Потому что не знаю, сколько это продлится. Да и боюсь потеряться в размышлениях и мыслях. Потерять в них наслаждение. Правильно люди говорят: «Пока ты строишь планы, проходит жизнь». Вот я и занят делом и наслаждаюсь им. Много хорошего было. Многое получалось, надо ценить это и дальше наслаждаться таким счастьем каждый день. А дальше… Как получится. by.tribuna.com

К списку новостей

Последние новости других рубрик
Регистрация

Динамо-Минск
У вас уже есть аккаунт? Войти
Авторизация
Восстановление пароля
Впервые на нашем сайте?Пройти регистрацию